Приютские

— Социальные сироты в России — это дети далеко не всегда из неблагополучных семей. Но даже при живых, ничем не злоупотребляющих родителях многие из них не получают должного внимания, заботы и ухода. Наш рабочий случай — нормальная мама, непьющая, с восемью классами образования. Много работает — мало зарабатывает. У нее трое детей, которые не ходят в детсад, не делают уроки, предоставлены сами себе, сидят дома на матрасе. Сидят плохо одетые и часто голодные. И мама считает это нормальным: она же без детсада и школы прожила… Ее дети и есть классические социальные сироты, которым требуется помощь.

В нашей стране проблема социального сиротства заметно обострилась после распада Советского Союза в 1991 году, когда в период острой экономической нестабильности многие семьи оказались на грани нищеты, родители спивались и попадали под разные виды зависимостей.

Со временем дети — социальные сироты попали в фокус внимания государства и общества. Появилась система опеки и попечительства. Проблемами социальных сирот занялись благотворительные организации.

Сегодня цифры статистики демонстрируют обнадеживающую тенденцию. По словам заместителя министра труда Р Ф Алексея Вовченко на 95-й сессии Комитета ООН по правам ребенка, за последние десять лет общая численность детей-сирот в России сократилась на четверть (24%): с 491,5 тыс. до 375,7 тыс. человек. Это около 2% всех детей России. Детей-сирот, находящихся в специализированных организациях, стало меньше на 66%. Их число уменьшилось со 106 тыс. в 2013 г. до 35 тыс. в 2023 г.

И все равно много. Официально количество детей-сирот в стране равно населению одного среднего российского города. Это целая Тверь сирот! Или Калуга.

Представители же благотворительных фондов уверены, что 35 тыс. детей в детдомах — цифра далеко не полная. Еще около 20 тыс. воспитанников временно помещены в учреждения собственными родителями и считаются «скрытыми сиротами», так как не имеют статусов «сирота» или «оставшийся без попечения родителей». Официальная статистика по таким детям если и ведется, то не публикуется.

Никто не спорит: главное для любого ребенка — любящая и заботливая семья. Но что делать, когда родители есть только на бумаге? Когда они пропивают детские пособия, пропадают на недели, превращают родной дом в притон? Когда дети подвергаются унижениям, побоям, не учатся и убегают из дома?

Большинство таких случаев выявляют органы опеки. К ним обращаются врачи, учителя, неравнодушные сограждане, узнавшие о вопиющих ситуациях. Свои источники — у правоохранительных органов. Такие семьи опека берет на контроль. Для каждой разрабатывается конкретная программа по выходу из кризиса.

Например, мать направляют на лечение, отцу помогают в поисках работы. Кураторы контролируют состояние дел в семье, отмечают позитивную или негативную динамику. Если возникает угроза здоровью и безопасности детей, то до «стабилизации обстановки» в отчем доме их временно размещают в казенном — в социально-реабилитационных центрах. Хотя нюансов здесь множество. В реабилитационные центры нередко попадают и дети, растущие в любви и уюте. Любящая мать-одиночка, например, всерьез и надолго попадает в больницу, родственников нет — и ребенок на неопределенное время оказывается в интернатской атмосфере. Во временных учреждениях постоянно находится около 20−28 тыс. российских детей.

Если ситуация в неблагополучной семье несмотря на усилия органов опеки не улучшается, они инициируют подачу в суд иска о лишении родительских прав. Закон почти всегда встает на сторону опеки: родителей лишают прав, а детей из центра временного содержания направляют в детские дома, специализированные интернаты или подбирают им замещающие семьи. Словом, ребенком занимается система, проблема сохранения семьи остается за бортом.

Какие перспективы у детдомовцев? Усыновляют или берут под опеку в приемную семью полных сирот или тех, у кого родители лишены родительских прав. Предпочтение отдается малышам без тяжелого анамнеза. Если детей букет — трое и более братьев и сестер, и у них еще букет болячек, — единицы приемных родителей готовы взять на себя такую ответственность. А это значит: юность в изоляции, без личного пространства, права выбора, без элементарных бытовых навыков, азов финансовой грамотности, без опыта коммуникации, когда абсолютно все — от меню до секции — за ребенка выбирают чужие взрослые.

В итоге, выйдя за забор казенного дома, воспитанники не могут найти себе применение. Не имеющие опыта эмпатии и длительных привязанностей, часто никем не любимые, они не могут создать крепкие семьи и в дальнейшем склонны отказываться от собственных детей. А избалованные всем готовым, не умеющие учиться и не привыкшие работать, попадают в криминальное окружение, быстро спускают пособия, остаются без квартир.

В России профилактикой и проблемами социального сиротства занимаются различные государственные организации. Но госрегулирование — это, прежде всего, бюрократическая процедура. Если ситуация не вписывается в стереотипные схемы, то госорган не изымет ребенка из семьи, даже временно, и не возьмет на себя поддержку семьи в кризисный момент.

В таких случаях ребенку и его семье могут помочь частные организации, небольшие приюты семейного типа. Малые форматы намного более гибкие и практически в каждой ситуации находят индивидуальные решения. По внутренней статистике Ассоциации, около 80% кровных семей воспитанников приютов восстанавливаются. Часто семье надо просто взять паузу, чтобы появился ресурс для ответственного родительства. Ребенок тем временем продолжает расти, развиваться, получать образование. И окру- жающие максимально смягчают для него удар судьбы.

— Дети растут в наших приютах как в обычной семье: учатся в школе, ездят на экскурсии, посещают кружки и секции, ходят в походы, занимаются с репетиторами, привередничают в еде, делают мелкие покупки. У них очень много всего происходит в жизни. Позже — и мы наверняка это знаем — наши выпускники создают семьи, учатся в вузах, находят интересную работу. Они имеют равные шансы с их более благополучными сверстниками.

— Государство делает многое. Но государство — это огромные шестерни, которые мощно и методично вращаются. Семья же требует тонких настроек, поэтому мы создали такой формат детских социальных учреждений, при котором родители не лишаются прав на детей. Они общаются с ними, когда хотят и могут. Мы же заботимся о детях, пока мамы пытаются разобраться со своей жизнью и справиться с ее осложнениями, чтобы, когда черная полоса в семье минует, ребенок мог вернуться к родной маме, а не чужой тете. Я часто слышу: «Все дети должны жить в семьях! Никакие приюты не нужны!» Приют — это костыль. Согласитесь, странно убеждать человека с переломанными ногами, что костыли ему не нужны. Дай Бог, чтобы костыль был временный, и протез никогда не понадобился.